Русский поэт. С первых сборников ("Радуница", 1916, "Сельский часослов", 1918) выступил как тонкий лирик, мастер глубоко психологизированного пейзажа, певец крестьянской Руси, знаток народного языка и народной души. В 1919 23 входил в группу имажинистов. Трагическое мироощущение, душевное смятение выражены в циклах "Кобыльи корабли" (1920), "Москва кабацкая" (1924, поэме "Черный человек" (1925. В поэме "Баллада о двадцати шести" (1924), посвященной бакинским комиссарам, сборнике "Русь Советская" (1925), поэме "Анна Снегина" (1925) С. Есенин стремился постигнуть "коммуной вздыбленную Русь", хотя продолжал чувствовать себя поэтом "Руси уходящей", "золотой бревенчатой избы". Драматическая поэма "Пугачев" (1921). В состоянии депрессии покончил жизнь самоубийством.
Родился 21 сентября (3 октября н. с.) в селе Константиново Рязанской губернии в крестьянской семье. С двух лет "по бедности отца и многочисленности семейства" был отдан на воспитание зажиточному деду по матери. В пять лет научился читать, в девять лет начал писать стихи, подражая частушкам.
Учился Есенин в Константиновском земском училище, затем в Спас-Клепиковской школе, готовящей сельских учителей. После окончания школы год жил в селе. Семнадцати лет уехал в Москву, работал в конторе у купца, корректором в типографии; продолжая писать стихи, участвовал в Суриковском литературно-музыкальном кружке. В 1912 поступил в Народный университет А. Шанявского на историко-философское отделение, проучился полтора года.
С начала 1914 в московских журналах появились стихи Есенина. В 1915 он переехал в Петроград, сам пришел к Блоку знакомиться. Радушный прием в доме Блока, одобрение его стихов окрылили молодого поэта. Его талант признали Городецкий и Клюев, с которыми его познакомил Блок. Почти все стихи, которые он привез, были напечатаны, он стал известен. В этом же году Есенин примкнул к группе "крестьянских" поэтов (Н. Клюев, С. Городецкий и др.). В 1916 выходит в свет первая книга Есенина "Радуница", затем "Голубень", "Русь", "Микола", "Марфа Посадница" и др. (1914 17).
В 1916 был призван на военную службу. Революция застала его в одном дисциплинарном батальоне, куда он попал за отказ написать стихи в честь царя. Самовольно покинул армию, работал с эсерами ("не как партийный, а как поэт"). При расколе партии пошел с левой группой, был в их боевой дружине. Октябрьскую революцию принял радостно, но по-своему, "с крестьянским уклоном". В 1918 1921 много ездил по стране: Мурманск, Архангельск, Крым, Кавказ, Туркестан, Бессарабия. В 1922 1923 вместе с Айседорой Дункан, известной американской танцовщицей, предпринял длительное заграничное путешествие по Европе (Германия, Франция, Бельгия, Италия); четыре месяца жил в США.
В 1924 1925 появились такие известные стихотворения, как "Русь уходящая", "Письмо к женщине", "Письмо матери", "Стансы"; особое место занимают "Персидские мотивы".
В своей поэзии Есенин сумел выразить горячую любовь в своей земле, природе, людям, но есть в ней и ощущение тревоги, ожидания и разочарования. Незадолго до смерти создал трагическую поэму "Черный человек".
М. Горький написал о Есенине: "...не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой "печали полей", любви ко всему живому в мире и милосердия, которое более всего иного заслужено человеком". Жизнь Сергея Есенина трагически оборвалась 28 декабря 1925. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.
Есенин — Сергей Александрович (1895-1925), русский поэт. С первых сборников («Радуница», 1916; «Сельский часослов», 1918) выступил как тонкий лирик, мастер глубоко психологизированного пейзажа, певец крестьянской Руси, знаток народного языка и народной души. В 1919-23 входил в группу имажинистов. Трагическое мироощущение, душевное смятение выражены в циклах «Кобыльи корабли» (1920), «Москва кабацкая» (1924), поэме «Черный человек» (1925). В поэме «Баллада о двадцати шести» (1924), посвященной бакинским комиссарам, сборнике «Русь Советская» (1925), поэме «Анна Cнегина» (1925) Есенин стремился постигнуть «коммуной вздыбленную Русь», хотя продолжал чувствовать себя поэтом «Руси уходящей», «золотой бревенчатой избы». Драматическая поэма «Пугачев» (1921).
Родился в крестьянской семье, ребенком жил в семье деда. Среди первых впечатлений Есенина духовные стихи, распевавшиеся странствующими слепцами, и бабушкины сказки. С отличием закончив Константиновское четырехклассное училище (1909), он продолжил обучение в Спас-Клепиковской учительской школе (1909-12), из которой вышел «учителем школы грамоты». Летом 1912 Есенин переехал в Москву, некоторое время служил в мясной лавке, где приказчиком работал его отец. После конфликта с отцом ушел из лавки, работал в книгоиздательстве, затем в типографии И. Д. Сытина; в этот период он примкнул к революционно настроенным рабочим и оказался под надзором полиции. В это же время Есенин занимается на историко-философском отделении университета Шанявского (1913-15).
С детства слагавший стихи (в основном в подражание А. В. Кольцову, И. С. Никитину, С. Д. Дрожжину), Есенин обретает единомышленников в «Суриковском литературно-музыкальном кружке», членом которого он становится в 1912. Печататься начинает в 1914 в московских детских журналах (дебют стихотворение «Береза»). Весной 1915 Есенин приезжает в Петроград, где знакомится с А. А. Блоком, С. М. Городецким, А. М. Ремизовым, Н. С. Гумилевым и др., сближается с Н. А. Клюевым, оказавшим на него значительное влияние. Их совместные выступления со стихами и частушками, стилизованными под «крестьянскую», «народную» манеру (Есенин являлся публике златокудрым молодцем в расшитой рубашке и сафьяновых сапожках), имели большой успех.
В первой половине 1916 г. Есенин призывается в армию, но благодаря хлопотам друзей получает назначение («с высочайшего соизволения») санитаром в Царскосельский военно-санитарный поезд № 143 Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны, что позволяет ему беспрепятственно посещать литературные салоны, бывать на приемах у меценатов, выступать на концертах. На одном из концертов в лазарете, к которому он был прикомандирован (здесь же несли службу сестер милосердия императрица и царевны), происходит его встреча с царской семьей. Тогда же вместе с Н. Клюевым они выступают, одетые в древнерусские костюмы, сшитые по эскизам В. Васнецова, на вечерах «Общества возрождения художественной Руси» при Феодоровском городке в Царском Селе, а также приглашаются в Москве к великой княгине Елизавете. Вместе с монаршей четой в мае 1916 года Есенин в качестве санитара поезда посещает Евпаторию. Это была последняя поездка Николая II в Крым.
Первый сборник стихов Есенина «Радуница» (1916) восторженно приветствуется критикой, обнаружившей в нем свежую струю, отмечавшей юную непосредственность и природный вкус автора. В стихах «Радуницы» и последующих сборников («Голубень», «Преображение», «Сельский часослов», все 1918, и др.) складывается особый есенинский «антропоморфизм»: животные, растения, явления природы и пр. очеловечиваются поэтом, образуя вместе с людьми, связанными корнями и всем своим естеством с природой, гармоничный, целостный, прекрасный мир. На стыке христианской образности, языческой символики и фольклорной стилистики рождаются окрашенные тонким восприятием природы картины есенинской Руси, где все: топящаяся печка и собачий закут, некошеный сенокос и болотные топи, гомон косарей и храп табуна становится объектом благоговейного, почти религиозного чувства поэта («Я молюсь на алы зори, Причащаюсь у ручья»).
В начале 1918 Есенин переезжает в Москву. С воодушевлением встретив революцию, он пишет несколько небольших поэм («Иорданская голубица», «Инония», «Небесный барабанщик», все 1918, и др.), проникнутых радостным предчувствием «преображения» жизни. Богоборческие настроения сочетаются в них с библейской образностью для обозначения масштаба и значимости происходящих событий. Есенин воспевая новую действительность и ее героев пытался соответствовать времени («Кантата», 1919). В более поздние годы им были написаны «Песнь о великом походе», 1924, «Капитан земли», 1925, и др.). Размышляя, «куда несет нас рок событий», поэт обращается к истории (драматическая поэма «Пугачев», 1921).
Поиски в сфере образности сближают Есенина с А. Б. Мариенгофом, В. Г. Шершеневичем, Р. Ивневым, в начале 1919 они объединяются в группу имажинистов; Есенин становится завсегдатаем «Стойла Пегаса» литературного кафе имажинистов у Никитских ворот в Москве. Однако поэт лишь отчасти разделял их платформу стремление очистить форму от «пыли содержания». Его эстетические интересы обращены к патриархальному деревенскому укладу, народному творчеству духовной первооснове художественного образа (трактат «Ключи Марии», 1919). Уже в 1921 Есенин выступает в печати с критикой «шутовского кривляния ради самого кривляния» «собратьев»-имажинистов. Постепенно из его лирики уходят вычурные метафоры.
В начале 1920-х гг. в стихах Есенина появляются мотивы «развороченного бурей быта» (в 1920 распался длившийся около трех лет брак с З.Н. Рейх), пьяной удали, сменяющейся надрывной тоской. Поэт предстает хулиганом, скандалистом, пропойцей с окровавленной душой, ковыляющим «из притона в притон», где его окружает «чужой и хохочущий сброд» (сборники «Исповедь хулигана», 1921; «Москва кабацкая», 1924).
Событием в жизни Есенина явилась встреча с американской танцовщицей Айседорой Дункан (осень 1921), которая через полгода стала его женой. Совместное путешествие по Европе (Германия, Бельгия, Франция, Италия) и Америке (май 1922 август 1923), сопровождавшееся шумными скандалами, эпатирующими выходками Айседоры и Есенина, обнажило их «взаимонепонимание», усугублявшееся и буквальным отсутствием общего языка (Есенин не владел иностранными языками, Айседора выучила несколько десятков русских слов). По возвращении в Россию они расстались.
На родину Есенин вернулся с радостью, ощущением обновления, желанием «быть певцом и гражданином... в великих штатах СССР». В этот период (1923-25) создаются его лучшие строки: стихотворения «Отговорила роща золотая...», «Письмо к матери», «Мы теперь уходим понемногу...», цикл «Персидские мотивы», поэма «Анна Cнегина» и др. Главное место в его стихах по-прежнему принадлежит теме родины, которая теперь приобретает драматические оттенки. Некогда единый гармоничный мир есенинской Руси раздваивается: «Русь Советская» «Русь уходящая». Намеченный еще в стихотворении «Сорокоуст» (1920) мотив состязания старого и нового («красногривый жеребенок» и «на лапах чугунных поезд») получает развитие в стихах последних лет: фиксируя приметы новой жизни, приветствуя «каменное и стальное», Есенин все больше ощущает себя певцом «золотой бревенчатой избы», поэзия которого «здесь больше не нужна» (сборники «Русь Советская», «Страна Советская», оба 1925). Эмоциональной доминантой лирики этого периода становятся осенние пейзажи, мотивы подведения итогов, прощания.
Одним из последних его произведений стала поэма «Страна негодяев» в которой он обличал советскую власть. После этого на него началась травля в газетах, обвиняя его в пьянстве, драках и.т.д. Последние два года жизни Есенина прошли в постоянных разъездах: скрываясь от судебного преследования он трижды совершает путешествия на Кавказ, несколько раз ездит в Ленинград, семь раз в Константиново. При этом в очередной раз пытается начать семейную жизнь, но его союз с С.А. Толстой (внучкой Л. Н. Толстого) не был счастливым. В конце ноября 1925 из-за угрозы ареста ему пришлось лечь в психоневрологическую клинику. Софья Толстая договорилась с профессором П.Б. Ганнушкиным о госпитализации поэта в платную клинику Московского университета. Профессор обещал предоставить ему отдельную палату, где Есенин мог заниматься литературной работой. Сотрудники ГПУ и милиции сбились с ног, разыскивая поэта. О его госпитализации в клинику знали всего несколько человек, но осведомители нашлись. 28 ноября чекисты примчались к директору клиники профессору П.Б. Ганнушкину и потребовали выдачи Есенина, но он не выдал на расправу своего земляка. За клиникой устанавливается наблюдение. Выждав момент, Есенин прерывавает курс лечения (вышел из клиники в группе посетителей) и 23 декабря уезжает в Ленинград. В ночь на 28 декабря в гостинице «Англетер» Сергея Есенина убивают инсценировав самоубийство.
Я сын крестьянина. Родился в 1895 году 21 сентября в Рязанской губернии. Рязанского уезда. Кузьминской волости. С двух лет, по бедности отца и многочисленности семейства, был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку. Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он все кричал: «Эх, стерва! Ну куда ты годишься?» «Стерва» у него было слово ласкательное. После, лет восьми, другому дяде я часто заменял охотничью собаку, плавая по озерам за подстреленными утками. Очень хорошо я был выучен лазить по деревьям. Из мальчишек со мной никто не мог тягаться. Многим, кому грачи в полдень после пахоты мешали спать, я снимал гнезда с берез, по гривеннику за штуку. Один раз сорвался, но очень удачно, оцарапав только лицо и живот да разбив кувшин молока, который нес на косьбу деду.
Среди мальчишек я всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: «Ты у меня, дура, его не трожь. Он так будет крепче». Бабушка любила меня изо всей мочи, и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос. Но и масло мало помогало. Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе. По воскресеньям меня всегда посылали к обедне и. чтобы проверить, что я был за обедней, давали 4 копейки. Две копейки за просфору и две за выемку частей священнику. Я покупал просфору и вместо священника делал на ней перочинным ножом три знака, а на другие две копейки шел на кладбище играть с ребятами в свинчатку.
Так протекало мое детство. Когда же я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя, и потому отдали в закрытую церковно-учительскую школу, окончив которую, шестнадцати лет, я должен был поступить в Московский учительский институт. К счастью, этого не случилось. Методика и дидактика мне настолько осточертели, что я и слушать не захотел. Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16-17 годам. Некоторые стихи этих лет помещены в «Радунице».
осемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и неожиданно грянул в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй — Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба, которая продолжается и посейчас несмотря на то, что мы шесть лет друг друга не видели. Живет он сейчас в Вытегре, пишет мне, что ест хлеб с мякиной, запивая пустым кипятком и моля бога о непостыдной смерти.
За годы войны и революции судьба меня толкала из стороны в сторону. Россию я исколесил вдоль и поперек, от Северного Ледовитого океана до Черного и Каспийского моря, от Запада до Китая, Персии и Индии. Самое лучшее время в моей жизни считаю 1919 год. Тогда мы зиму прожили в 5 градусах комнатного холода. Дров у нас не было ни полена. В РКП я никогда не состоял, потому что чувствую себя гораздо левее. Любимый мой писатель — Гоголь. Книги моих стихов: «Радуница», «Голубень», «Преображение», «Сельский часослов», «Трерядница», «Исповедь хулигана» и «Пугачев». Сейчас работаю над большой вещью под названием «Страна негодяев». В России, когда там не было бумаги, я печатал свои стихи вместе с Кусиковым и Мариенгофом на стенах Страстного монастыря или читал просто где-нибудь на бульваре. Самые лучшие поклонники нашей поэзии проститутки и бандиты. С ними мы все в большой дружбе. Коммунисты нас не любят по недоразумению. За сим всем читателям моим нижайший привет и маленькое внимание к вывеске: «Просят не стрелять!»
Родился 1895 г. 4 октября. Сын крестьянина Рязанской губ., Рязанского уезда, села Константинова. Детство прошло среди полей и степей.
Рос под призором бабки и деда. Бабка была религиозная, таскала меня по монастырям. Дома собирала всех увечных, которые поют по русским селам духовные стихи от «Лазаря» до «Миколы». Рос озорным и непослушным. Был драчун. Дед иногда сам заставлял драться, чтобы крепче был.
Стихи начал слагать рано. Толчки давала бабка. Она рассказывала сказки. Некоторые сказки с плохими концами мне не нравились, и я их переделывал на свой лад. Стихи начал писать, подражая частушкам. В бога верил мало. В церковь ходить не любил. Дома это знали и, чтоб проверить меня, давали 4 копейки на просфору, которую я должен был носить в алтарь священнику на ритуал вынимания частей. Священник делал на просфоре 3 надреза и брал за это 2 копейки. Потом я научился делать эту процедуру сам перочинным ножом, а 2 коп. клал в карман и шел играть на кладбище к мальчишкам, играть в бабки. Один раз дед догадался. Был скандал. Я убежал в другое село к тетке и не показывался до той поры, пока не простили.
Учился в закрытой учительской школе. Дома хотели, чтоб я был сельским учителем. Когда отвезли в школу, я страшно скучал по бабке и однажды убежал домой за 100 с лишним верст пешком. Дома выругали и отвезли обратно.
После школы с 16 лет до 17 жил в селе. 17 лет уехал в Москву и поступил вольнослушателем в Университет Шанявского. 19 лет попал в Петербург проездом в Ревель к дяде. Зашел к Блоку, Блок свел с Городецким, а Городецкий с Клюевым. Стихи мои произвели большое впечатление. Все лучшие журналы того времени (1915) стали печатать меня, а осенью (1915) появилась моя первая книга «Радуница». О ней много писали. Все в один голос говорили, что я талант. Я знал это лучше других. За «Радуницей» я выпустил «Голубень», «Преображение», «Сельский часослов», «Ключи Марии», «Трерядницу», «Исповедь хулигана», «Пугачев». Скоро выйдет из печати «Страна негодяев» и «Москва кабацкая».
Крайне индивидуален. Со всеми устоями на советской платформе.
В 1916 году был призван на военную службу. При некотором покровительстве полковника Ломана, адъютанта императрицы, был представлен ко многим льготам. Жил в Царском недалеко от Разумника Иванова. По просьбе Ломана однажды читал стихи императрице. Она после прочтения моих стихов сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные. Я ответил ей, что такова вся Россия. Ссылался на бедность, климат и проч. Революция застала меня на фронте в одном из дисциплинарных батальонов, куда угодил за то, что отказался написать стихи в честь царя. Отказывался, советуясь и ища поддержки в Иванове-Разумнике. В революцию покинул самовольно армию Керенского и, проживая дезертиром, работал с эсерами не как партийный, а как поэт.
При расколе партии пошел с левой группой и в октябре был в их боевой дружине. Вместе с советской властью покинул Петроград. В Москве 18 года встретился с Мариенгофом, Шершеневичем и Ивневым.
Назревшая потребность в проведении в жизнь силы образа натолкнула нас на необходимость опубликования манифеста имажинистов. Мы были зачинателями новой полосы в эре искусства, и нам пришлось долго воевать. Во время нашей войны мы переименовывали улицы в свои имена и раскрасили Страстной монастырь в слова своих стихов.
1919-1921 годы ездил по России: Мурман, Соловки, Архангельск, Туркестан, Киргизские степи, Кавказ, Персия, Украина и Крым. В 22 году вылетел на аэроплане в Кенигсберг. Объездил всю Европу и Северную Америку. Доволен больше всего тем, что вернулся в Советскую Россию. Что дальше — будет видно.
Я родился в 1895 году 21 сентября в селе Константинове Кузьминской волости, Рязанской губ. и Рязанского уез. Отец мой крестьянин Александр Никитич Есенин, мать Татьяна Федоровна.
Детство провел у деда и бабки по матери в другой части села, которое наз. Матово. Первые мои воспоминания относятся к тому времени, когда мне было три-четыре года. Помню лес, большая канавистая дорога. Бабушка идет в Радовецкий монастырь, который от нас верстах в 40. Я, ухватившись за ее палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка все приговаривает: «Иди, иди, ягодка, бог счастье даст». Часто собирались у нас дома слепцы, странствующие по селам, пели духовные стихи о прекрасном рае, о Лазаре, о Миколе и о женихе, светлом госте из града неведомого. Нянька — старуха приживальщица, которая ухаживала за мной, рассказывала мне сказки, все те сказки, которые слушают и знают все крестьянские дети. Дедушка пел мне песни старые, такие тягучие, заунывные. По субботам и воскресным дням он рассказывал мне Библию и священную историю.
Уличная же моя жизнь была непохожа на домашнюю. Сверстники мои были ребята озорные. С ними я лазил вместе по чужим огородам. Убегал дня на 2-3 в луга и питался вместе с пастухами рыбой, которую мы ловили в маленьких озерах, сначала замутив воду руками, или выводками утят. После, когда я возвращался, мне частенько влетало.
В семье у нас был припадочный дядя, кроме бабки, деда и моей няньки. Он меня очень любил, и мы часто ездили с ним на Оку поить лошадей. Ночью луна при тихой погоде стоит стоймя в воде. Когда лошади пили, мне казалось, что они вот-вот выпьют луну, и радовался, когда она вместе с кругами отплывала от их ртов. Когда мне сравнялось 12 лет, меня отдали учиться из сельской земской школы в учительскую школу. Родные хотели, чтоб из меня вышел сельский учитель. Надежды их простирались до института, к счастью моему, в который я не попал.
Стихи писать начал лет с 9, читать выучили в 5. Влияние на мое творчество в самом начале имели деревенские частушки. Период учебы не оставил на мне никаких следов, кроме крепкого знания церковнославянского языка. Это все, что я вынес. Остальным занимался сам под руководством некоего Клеменова. Он познакомил меня с новой литературой и объяснил, почему нужно кое в чем бояться классиков. Из поэтов мне больше всего нравился Лермонтов и Кольцов. Позднее я перешел к Пушкину.
1913 г. я поступил вольнослушателем в Университет Шанявского. Пробыв там 1,5 года, должен был уехать обратно по материальным обстоятельствам в деревню. В это время у меня была написана книга стихов «Радуница». Я послал из них некоторые в петербургские журналы и, не получая ответа, поехал гуда сам. Приехал, отыскал Городецкого. Он встретил меня весьма радушно. Тогда на его квартире собирались почти все поэты. Обо мне заговорили, и меня начали печатать чуть ли не нарасхват.
Печатался я: «Русская мысль», «Жизнь для всех», «Ежемесячный журнал» Миролюбова, «Северные записки» и т.д. Это было весной 1915 г. А осенью этого же года Клюев мне прислал телеграмму в деревню и просил меня приехать к нему. Он отыскал мне издателя М.В. Аверьянова, и через несколько месяцев вышла моя первая книга «Радуница». Вышла она в ноябре 1915 г. с пометкой 1916 г. В первую пору моего пребывания в Петербурге мне часто приходилось встречаться с Блоком, с Ивановым-Разумником. Позднее с Андреем Белым.
Первый период революции встретил сочувственно, но больше стихийно, чем сознательно. 1917 году произошла моя первая женитьба на 3. Н. Райх. 1918 году я с ней расстался, и после этого началась моя скитальческая жизнь, как и всех россиян за период 1918-21 гг. За эти годы я был в Туркестане, на Кавказе, в Персии, в Крыму, в Бессарабии, в Оренбурских степях, на Мурманском побережье, в Архангельске и Соловках. 1921 г. я женился на А. Дункан и уехал в Америку, предварительно исколесив всю Европу, кроме Испании.
После заграницы я смотрел на страну свою и события по-другому. Наше едва остывшее кочевье мне не нравится. Мне нравится цивилизация. Но я очень не люблю Америки. Америка это тот смрад, где пропадает не только искусство, но и вообще лучшие порывы человечества. Если сегодня держат курс на Америку, то я готов тогда предпочесть наше серое небо и наш пейзаж: изба, немного вросла в землю, прясло, из прясла торчит огромная жердь, вдалеке машет хвостом на ветру тощая лошаденка. Это не то что небоскребы, которые дали пока что только Рокфеллера и Маккормика, но зато это то самое, что растило у нас Толстого, Достоевского, Пушкина, Лермонтова и др. Прежде всего я люблю выявление органического. Искусство для меня не затейливость узоров, а самое необходимое слово того языка, которым я хочу себя выразить. Поэтому основанное в 1919 году течение имажинизм, с одной стороны — мной, а с другой — Шершеневичем, хоть и повернуло формально русскую поэзию по другому руслу восприятия, но зато не дало никому еще права претендовать на талант. Сейчас я отрицаю всякие школы. Считаю, что поэт и не может держаться определенной какой-нибудь школы. Это его связывает по рукам и ногам. Только свободный художник может принести свободное слово. Вот и все то, короткое, схематичное, что касается моей биографии. Здесь не все сказано. Но я думаю, мне пока еще рано подводить какие-либо итоги себе. Жизнь моя и мое творчество еще впереди.
Родился в 1895 году, 21 сентября, в Рязанской губернии, Рязанского уезда, Кузьминской волости, в селе Константинове. С двух лет был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку. Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он все кричал: «Эх! Стерва! Ну куда ты годишься?..» «Стерва» у него было слово ласкательное. После, лет восьми, другому дяде я часто заменял охотничью собаку, плавал по озерам за подстреленными утками. Очень хорошо лазил по деревьям. Среди мальчишек всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: «Ты у меня, дура, его не трожь, он так будет крепче!» Бабушка любила меня из всей мочи, и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос. Но и масле мало помогало. Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе.
Так протекло мое детство. Когда же я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя и потому отдали в церковно-учительскую школу, окончив которую я должен был поступить в Московский учительский институт. К счастью, этого не случилось.
Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16—17 годам. Некоторые стихи этих лет помещены в «Радунице». Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и поехал в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй — Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась при всей нашей внутренней распре большая дружба. В эти же годы я поступил в Университет Шанявского где пробыл всего полтора года, и снова уехал в деревню. В Университете я познакомился с поэтами Семеновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко. Из поэтов-современников нравились мне больше всего Блок, Белый и Клюев. Белый дал мне много в смысле формы, а Блок и Клюев научили меня лиричности.
В 1919 году я с рядом товарищей опубликовал манифест имажинизма. Имажинизм был формальной школой которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом. От многих моих религиозных стихов и поэм я бы с удовольствием отказался, но они имеют большое значения как путь поэта до революции.
С восьми лет бабка таскала меня по разным монастырям, из-за нее у нас вечно ютились всякие странники и странницы. Распевались разные духовные стихи. Дед напротив. Был не дурак выпить. С его стороны устраивались вечные невенчанные свадьбы. После, когда я ушел из деревни, мне долго пришлось разбираться в своем укладе.
В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном. В смысле формального развития теперь меня тянет все больше к Пушкину. Что касается остальных автобиографических сведений,— они в моих стихах.
Несколько интересных фактов из жизни Сергея Есенина:
Сергей Есенин с отличием закончил в 1909 году Константиновское земское училище, затем церковно-учительскую школу, но, проучившись полтора года, ушел из нее - профессия учителя его мало привлекала. Уже в Москве, с сентября 1913 года Есенин начал посещать народный университет имени Шанявского. Полтора года университета дали Есенину ту основу образования, которой ему так не хватало.
Осенью 1913 года вступил в гражданский брак с Анной Романовной Изрядновой, работавшей вместе с Есениным корректором в типографии Сытина. 21 декабря 1914 года у них родился сын Юрий, но Есенин вскоре оставил семью. В своих воспоминаниях Изряднова пишет: «Видела его незадолго до смерти. Пришел, говорит, проститься. На мой вопрос, почему, говорит: «Смываюсь, уезжаю, чувствую себя плохо, наверно, умру». Просил не баловать, беречь сына». После смерти Есенина в народном суде Хамовнического района Москвы разбиралось дело о признании Юрия ребенком поэта. 13 августа 1937 года Юрий Есенин был расстрелян по обвинению в подготовке к покушению на Сталина.
30 июля 1917 года Есенин обвенчался с красавицей-актрисой Зинаидой Райх в церкви Кирика и Улиты Вологодского уезда. 29 мая 1918 года у них родилась дочь Татьяна. Дочь, белокурую и голубоглазую, Есенин очень любил. 3 февраля 1920 года, уже после того, как Есенин разошелся с Зинаидой Райх, у них родился сын Константин. Однажды он случайно на вокзале узнал, что в поезде находится Райх с детьми. Приятель уговорил Есенина хотя бы взглянуть на ребенка. Сергей нехотя согласился. Когда Райх распеленала сына, Есенин, едва взглянув на него, сказал: «Есенины черными не бывают...» Но по свидетельству современников, Есенин всегда носил в кармане пиджака фотографии Татьяны и Константина, постоянно заботился о них, посылал им деньги. 2 октября 1921 года народный суд г. Орла вынес решение о расторжении брака Есенина с Райх. Иногда он встречался с Зинаидой Николаевной, в то время уже женой Всеволода Мейерхольда, чем вызывал ревность Мейерхольда. Существует мнение, что из своих жен Есенин до конца своих дней больше всех любил Зинаиду Райх. Незадолго до смерти, глубокой осенью 1925 года Есенин навестил Райх и детей. Как со взрослой поговорил с Танечкой, возмутился бездарными детскими книжками, которые его ребятишки читают. Произнес: «Вы должны знать мои стихи». Разговор с Райх закончился очередным скандалом и слезами. Летом 1939 года, уже после смерти Мейерхольда, Зинаида Райх была зверски убита в своей квартире. В то, что это чистая уголовщина, многие современники не верили. Предполагали, (а сейчас это предположение все больше перерастет в уверенность), что она была убита агентами НКВД.
4 ноября 1920 года на литературном вечере «Суд над имажинистами» Есенин познакомился с Галиной Бениславской. Их отношения с переменным успехом продлились до весны 1925 года. Вернувшись из Константинова, Есенин окончательно порвал с ней. Это было для нее трагедией. Оскорбленная и униженная Галина в своих воспоминаниях писала: «Из-за нескладности и изломанности моих отношений с С.А. я не раз хотела уйти от него как женщина, хотела быть только другом. Но поняла, что от С.А. мне не уйти, эту нить не порвать...» Незадолго до поездки в Ленинград в ноябре, перед тем, как лечь в больницу, Есенин позвонил Бениславской: «Приходи проститься». Сказал, что и Софья Андреевна Толстая придет. Галина ответила: «Не люблю таких проводов». Галина Бениславская застрелилась на могиле Есенина. На его могиле она оставила две записки. Одна - простая открытка: «3 декабря 1926 года. Самоубилась здесь, хотя и знаю, после этого еще больше собак будут вешать на Есенина... Но и ему, и мне это все равно. В этой могиле для меня все самое дорогое...» Она похоронена на Ваганьковском кладбище рядом с могилой поэта.
Осень 1921 года - знакомство с «босоножкой» Айседорой Дункан. По воспоминаниям современников, Айседора влюбилась в Есенина с первого взгляда, да и Есенин сразу увлекся ею. 2 мая 1922 года Сергей Есенин и Айседора Дункан решили закрепить свой брак по советским законам, так как им предстояла поездка в Америку. Они расписались в загсе Хамовнического Совета. Когда их спросили, какую фамилию выбирают, оба пожелали носить двойную фамилию - «Дункан-Есенин». Так и записали в брачном свидетельстве и в их паспортах. «Теперь я - Дункан», -- кричал Есенин, когда они вышли на улицу. Эта страница жизни Сергея Есенина - самая сумбурная, с бесконечными ссорами и скандалами. Они много раз расходились и сходились вновь. О романе Есенина с Дункан написаны сотни томов. Делались многочисленные попытки разгадать тайну отношений этих двух таких не похожих друг на друга людей. Но была ли тайна? Всю жизнь Есенин, в детстве лишенный настоящей дружной семьи (его родители постоянно ссорились, часто жили врозь, Сергей рос у бабушки с дедушкой по матери), мечтал о семейном уюте и покое. Он постоянно говорил, что женится на такой артистке -- все рот разинут, и будет иметь сына, который станет знаменитей, чем он. Понятно, что Дункан, бывшая старше Есенина на 18 лет и постоянно разъезжавшая с гастролями, никак не могла создать ему семью, о которой он мечтал. К тому же, Есенин, как только оказывался в браке, стремился разорвать сковывавшие его путы.
В 1920 году Есенин познакомился и подружился с поэтессой и переводчицей Надеждой Вольпин. 12 мая 1924 года в Ленинграде родился внебрачный сын Сергея Есенина и Надежды Давыдовны Вольпин - крупный ученый-математик, известный правозащитник, периодически он публикует стихи (только под фамилией Вольпин). А.Есенин-Вольпин - один из создателей (вместе с Сахаровым) Комитета прав человека. Ныне живет в США.
5 марта 1925 года - знакомство с внучкой Льва Толстого Софьей Андреевной Толстой. Она была младше Есенина на 5 лет, в ее жилах текла кровь величайшего писателя мира. Софья Андреевна заведовала библиотекой Союза писателей. 18 октября 1925 года состоялась регистрация брака с С.А.Толстой. Софья Толстая - еще одна не сбывшаяся надежда Есенина создать семью. Вышедшая из аристократической семьи, по воспоминаниям друзей Есенина, очень высокомерная, гордая, она требовала соблюдения этикета и беспрекословного повиновения. Эти ее качества никак не сочетались с простотой, великодушием, веселостью, озорным характером Сергея. Вскоре они разошлись. Но уже после его смерти Софья Андреевна отметала разные сплетни о Есенине, говорили, что он, якобы, писал в состоянии пьяного угара. Она, неоднократно бывавшая свидетелем его работы над стихом, утверждала, что Есенин очень серьезно относился к своему творчеству, никогда не садился за стол пьяным.
24 декабря Сергей Есенин приехал в Ленинград и остановился в гостинице «Англетер». Поздно вечером 27 декабря в номере было обнаружено тело Сергея Есенина. Перед глазами, вошедших в номер, предстала страшная картина: Есенин, уже мертвый, прислоненный к трубе парового отопления, на полу - сгустки крови, вещи разбросаны, на столе лежала записка с предсмертными стихами Есенина «До свиданья, друг мой, до свиданья...» Точная дата и время смерти не установлены.
Тело Есенина было перевезено в Москву для захоронения на Ваганьковском кладбище. Похороны были грандиозные. По свидетельству современников, так не хоронили ни одного русского поэта.
Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо , от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.
Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ ?
Знаю я - они прошли, как тени,
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.
Пусть твои полузакрыты очи
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень,
Утопая в дальнем дорогом.
Этот пыл не называй судьбою ,
Легкодумна вспыльчивая связь , -
Как случайно встретился с тобою,
Улыбнусь , спокойно разойдясь.
Да и ты пойдешь своей дорогой
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.
И когда с другим по переулку
Ты пройдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.
Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: "Добрый вечер!"
Я отвечу: "Добры вечер, miss".
И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь, -
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.
Родился 3 октября 1895 в селе Константиново Рязанской губернии, Рязанского уезда, Кузьминской волости, в крестьянской семье. Отец - Александр Никитич Есенин (1873-1931), мать - Татьяна Фёдоровна Титова (1875-1955). В 1904 году Есенин пошёл в Константиновское земское училище, потом начал учёбу в закрытой церковно-учительской школе. По окончании школы, осенью 1912 года Есенин прибыл в Москву, работал в мясной лавке, а потом - в типографии И. Д. Сытина. В 1913 году поступил вольнослушателем на историко-философское отделение в Московский городской народный университет имени Л. Шанявского. Работал в типографии, имел контакты с поэтами Суриковского литературно-музыкального кружка.
Профессиональная жизнь
В 1915 году в детском журнале «Мирок» впервые были опубликованы стихотворения Есенина.
В 1915 году Есенин приехал из Москвы в Петроград, читал свои стихотворения А. А. Блоку, С. М. Городецкому и другим поэтам. В январе 1916 года Есенина призвали на военную службу и благодаря хлопотам друзей получил назначение («с высочайшего соизволения») санитаром в Царскосельский военно-санитарный поезд N 143 Её Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны. В это время он сблизился с группой «новокрестьянских поэтов» и издал первые сборники («Радуница» - 1916), которые сделали его очень известным. Вместе с Николаем Клюевым часто выступал в том числе перед императрицей Александрой Фёдоровной и её дочерями в Царском Селе.
В 1915-1917 годах Есенин поддерживал дружеские отношения с поэтом Леонидом Каннегисером, впоследствии убившим председателя Петроградской ЧК Урицкого.
В 1917 познакомился и 4 июля того же года обвенчался с Зинаидой Райх, русской актрисой, будущей женой выдающегося режиссёра В. Э. Мейерхольда. В конце 1919 (или в 1920) Есенин оставил семью, а на руках беременной сыном (Константином) Зинаиды Райх осталась полуторагодовалая дочь Татьяна. 19 февраля 1921 года поэт подал заявление о разводе, в котором обязался материально обеспечивать их (официально развод оформлен в октябре 1921). Впоследствии Сергей Есенин неоднократно навещал своих детей, усыновлённых Мейерхольдом.
ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
В период увлечения Есенина имажинизмом вышло несколько сборников стихов поэта - «Трерядница», «Исповедь хулигана» (оба - 1921), «Стихи скандалиста» (1923), «Москва кабацкая» (1924), поэма «Пугачёв».
В 1921 году поэт ездил в Среднюю Азию, посетил Урал и Оренбуржье. С 13 мая по 3 июня гостил в Ташкенте у своего друга и поэта Александра Ширяевца. Несмотря на неформальный характер визита, Есенин несколько раз выступал перед публикой, читал стихотворения на поэтических вечерах и в домах своих ташкентских друзей. По словам очевидцев, Есенин любил бывать в старом городе, чайханах старого города и Урды, слушать узбекскую поэзию, музыку и песни, посещать живописные окрестности Ташкента со своими друзьями. Он совершил также короткую поездку в Самарканд.
Осенью 1921 года в мастерской Г. Б. Якулова Есенин познакомился с танцовщицей Айседорой Дункан, на которой он через полгода женился. После свадьбы Есенин с Дункан ездили в Европу (Германия, Франция, Бельгия, Италия) и в США (4 месяца), где он находился с мая 1922 года по август 1923 года. Газета «Известия» опубликовала записи Есенина об Америке «Железный Миргород». Брак с Дункан распался вскоре после их возвращения из-за границы.
В одной из последних поэм - «Страна негодяев» - поэт очень резко пишет о лидерах современной ему России, что некоторыми могло восприниматься как обличение советской власти. Это привлекло повышенное внимание к нему со стороны правоохранительных органов, в том числе и работников милиции и ОГПУ. В газетах стали появляться резко критические статьи о нём, обвиняющие его в пьянстве, драках и прочих антисоциальных поступках, хотя поэт своим поведением (особенно во второй четверти 1920-х годов) иногда сам давал основание для подобного рода критики со стороны своих недоброжелателей.
В начале 1920-х годов Есенин активно занимался книжно-издательской деятельностью, а также продажей книг в арендованной им книжной лавке на Большой Никитской, что занимало почти все время поэта. Последние годы жизни Есенин много путешествовал по стране. Он трижды посетил Кавказ, несколько раз съездил в Ленинград, семь раз в Константиново.
В 1924-1925 годах Есенин посетил Азербайджан, выпустил сборник стихов в типографии «Красный восток», печатался в местном издательстве. Есть версия о том, что здесь же, в мае 1925 года, было написано стихотворное «Послание «евангелисту» Демьяну». Жил в селении Мардакян (пригород Баку). В настоящее время здесь находятся его дом-музей и мемориальная доска.
В 1924 году Сергей Есенин решил порвать с имажинизмом из-за разногласий с А. Б. Мариенгофом. Есенин и Иван Грузинов опубликовали открытое письмо о роспуске группы.
В конце ноября 1925 года Софья Толстая договорилась с директором платной психоневрологической клиники Московского университета профессором П. Б. Ганнушкиным о госпитализации поэта в его клинику. Об этом знало только несколько близких поэту людей. 23 декабря 1925 года Есенин покинул клинику и уехал в Ленинград, где остановился в № 5 гостиницы «Англетер».
Личная жизнь
В 1913 году Сергей Есенин познакомился с Анной Романовной Изрядновой, которая работала корректором в типографии «Товарищества И. Д. Сытина», куда Есенин поступил на работу. В 1914 году они вступили в гражданский брак. 21 декабря 1914 года Анна Изряднова родила сына, названного Юрием (расстрелян в 1937 году).
В 1917-1921 годы Есенин состоял в браке с актрисой Зинаидой Николаевной Райх, впоследствии женой Всеволода Мейерхольда. Свой «мальчишник» перед венчанием Сергей Есенин устроил в Вологде, в деревянном доме по Малой Духовской улице (ныне ул. Пушкинская, дом 50).[источник не указан 747 дней] Венчание Сергея Есенина и Зинаиды Райх произошло 30 июля 1917 года в церкви Кирика и Иулитты деревни Толстиково Вологодского уезда. Поручителями жениха были Павел Павлович Хитров, крестьянин из деревни Ивановской Спасской волости, и Сергей Михайлович Бараев, крестьянин из села Устья Устьянской волости, поручителями невесты - Алексей Алексеевич Ганин и Дмитрий Дмитриевич Девятков, купеческий сын из города Вологды. А свадьба происходила в здании гостиницы «Пассаж». От этого брака родились дочь Татьяна (11 июня 1918, Москва - 5 мая 1992, Ташкент), журналистка и писательница, и сын Константин (1920-1986) - впоследствии футбольный статистик и журналист.
В 1921 году поэт с 13 мая по 3 июня гостил в Ташкенте у своего друга, ташкентского поэта Александра Ширяевца. По приглашению директора Туркестанской публичной библиотеки 25 мая 1921 года Есенин выступил в помещении библиотеки на литературном вечере, устроенном его друзьями, перед слушателями «Студии искусств», которая существовала при библиотеке. В Туркестан Есенин приехал в вагоне своего друга Колобова - ответственного работника НКПС. В этом поезде он и жил всё время своего пребывания в Ташкенте, затем в этом поезде совершил путешествие в Самарканд, Бухару и Полторацк (бывший Ашхабад). 3 июня 1921 года Сергей Есенин уехал из Ташкента и 9 июня 1921 года вернулся в Москву. По стечению обстоятельств почти вся жизнь дочери поэта Татьяны прошла в Ташкенте, где она и похоронена на Боткинском кладбище города.
Осенью 1921 года в мастерской Г. Б. Якулова Есенин познакомился с танцовщицей Айседорой Дункан, на которой он женился 2 мая 1922 года. При этом Есенин не говорил по-английски, а Дункан едва изъяснялась по-русски. Сразу после свадьбы Есенин сопровождал Дункан в турах по Европе и США. Обычно, описывая этот союз, авторы отмечают его любовно-скандальную сторону, однако этих двух художников, несомненно, сближали и отношения творчества. Тем не менее, их брак был краток, и в 1923 году Есенин вернулся в Москву.
В 1923 году у Есенина завязалось знакомство с актрисой Августой Миклашевской, которой он посвятил семь проникновенных, чрезвычайно интимных стихов из цикла «Любовь хулигана». В одной из строк очевидно зашифровано имя актрисы: «Что ж так имя твоё звенит, Словно августовская прохлада?» Примечательно, что осенью 1976 года, когда актрисе было уже 85, в беседе с литературоведами Августа Леонидовна призналась, что роман с Есениным был платоническим и с поэтом она даже не целовалась.
12 мая 1924 года у Есенина родился сын Александр после романа с поэтессой и переводчицей Надеждой Вольпин - впоследствии известный математик и деятель диссидентского движения. Единственный из ныне здравствующих детей Есенина.
Осенью 1925 года Есенин женился в третий (и последний) раз - на Софье Андреевне Толстой (1900-1957), внучке Л. Н. Толстого, в ту пору заведующей библиотекой Союза писателей. Этот брак также не принёс поэту счастья и вскоре распался. Неприкаянное одиночество стало одной из главных причин трагического конца Есенина. После смерти поэта Толстая посвятила свою жизнь сбору, сохранению, описанию и подготовке в печать произведений Есенина, оставила мемуары о нём.
Cогласно воспоминаниям Н. Сардановского и письмам поэта, Есенин какое-то время был вегетарианцем.
Гибель
Советская власть беспокоилась о состоянии Есенина. Так, в письме Х. Г. Раковского к Ф. Э. Дзержинскому от 25 октября 1925 года Раковский просит «спасти жизнь известного поэта Есенина - несомненно самого талантливого в нашем Союзе», предлагая: «Пригласите его к себе, проборите хорошо и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать… ». На письме резолюция Дзержинского, адресованная к его близкому товарищу, секретарю, управляющему делами ГПУ В. Д. Герсону: «М. б., Вы могли бы заняться? » Рядом пометка Герсона: «Звонил неоднократно - найти Есенина не мог ».
Известно о более десяти судимостях поэта (например, «дело о четырёх поэтах»), о его не всегда угодных режиму высказываниях на людях и в творчестве - Есенин часто позволял себе говорить то, что он думал. «Белогвардейцу я не позволю говорить о Советской России то, что говорю сам. Это - моё, и этому я - судья». Известно, что он отказывался писать на заказ стихи, прославляющие действующую в стране власть.
Последние годы жизни у Есенина - невероятный творческий подъем. В 1925 г. он - первый поэт России. Он готовит к выходу полное собрание своих сочинений. «В России почти все поэты умирали, не увидев полного собрания своих сочинений. А я вот - увижу свое собрание» - говорил поэт. В конце ноября все три тома его собрания сочинений уже сданы в набор…
28 декабря 1925 года Есенина нашли мертвым в ленинградской гостинице «Англетер» . Последнее его стихотворение - «До свиданья, друг мой, до свиданья…» - было написано в этой гостинице кровью, и по свидетельству друзей поэта, Есенин жаловался, что в номере нет чернил, и он вынужден был писать кровью.
По принятой большинством биографов поэта версии, Есенин в состоянии депрессии (через месяц после лечения в психоневрологической больнице) покончил жизнь самоубийством (повесился). Ни современниками события, ни в ближайшие несколько десятилетий после смерти поэта других версий события не высказывалось. В 1970-1980-е годы, преимущественно в националистических кругах, возникли также версии об убийстве поэта с последующей инсценировкой его самоубийства: на почве ревности, корыстной почве, убийстве сотрудниками ОГПУ.
В 1989 году под эгидой ИМЛИ имени Горького была создана Есенинская комиссия под председательством Ю. Л. Прокушева; по её просьбе был проведён ряд экспертиз, приведших к следующему выводу: «… опубликованные ныне „версии“ об убийстве поэта с последующей инсценировкой повешения, несмотря на отдельные разночтения… являются вульгарным, некомпетентным толкованием специальных сведений, порой фальсифицирующим результаты экспертизы » (из официального ответа профессора по кафедре судебной медицины, доктора медицинских наук Б. С. Свадковского на запрос председателя комиссии Ю. Л. Прокушева). В 1990-е годы различными авторами продолжали выдвигаться как новые аргументы в поддержку версии об убийстве, так и контраргументы. Версия убийства Есенина представлена в сериале «Есенин».
Несмотря на все идеологические установки и преследования, его имя не забыли ни в мрачную эпоху тоталитаризма, ни в краткий период «хрущёвской оттепели», ни в смутные «перестроечные» времена. Даже в наши «нечитающие» дни, когда интерес к литературе, а тем более к русской поэзии, большинством соотечественников рассматривается как несомненное чудачество, стихи и поэмы Есенина по-прежнему находят своего читателя.
Неисчислимая армия биографов и литературоведов, кропотливо изучавшая «есенинское наследие», на сегодняшний день выпустила массу исследований о жизни и творчестве поэта. Одни, повинуясь советскому подходу, во многом основанному на авторитетном мнении А.М.Горького, по-прежнему склонны навешивать на Есенина ярлыки «истинно народного певца» дореволюционной крестьянской Руси, заблудившегося в большом городе провинциала, которого сгубили неожиданная слава и столичный бомонд. Другие объясняют всенародную любовь к Есенину исключительно его трагической судьбой, пытаясь возвести вокруг поэта-лирика ореол героя и борца с политическим режимом. Третьи, напротив, предлагают рассматривать Есенина как несчастную жертву кровавой русской смуты 1920-х годов: русские люди всегда склонны боготворить мучеников и страдальцев за великие идеалы.
В «постперестроечные» годы были переизданы или изданы впервые воспоминания современников, родственников, знакомых, друзей Сергея Есенина. На зрителя и читателя буквально посыпались художественные произведения, кинофильмы и сериалы, связанные с личностью и последними годами жизни поэта. Большинство из них, к сожалению, грешит слишком «вольными» интерпретациями доступного биографического материала, а режиссёрская и актёрская работа в сериальных версиях о Есенине оставляет и вовсе отвратительное впечатление. Благодаря скандально-разоблачительным публикациям в СМИ, тайна гибели великого поэта обрела статус одной из самых неразрешимых загадок XX века. Она по сей день активно муссируется «жёлтой» прессой и околоисторическими телепрограммами. На суд зрителя и читателя выносятся всё более и более нелепые, бездоказательные и прямо-таки детективные версии жизни и смерти всенародного любимца Есенина.
К сожалению, никто из современных исследователей так и не попытался ответить на главный вопрос: что сумел сказать нам в своих стихах этот простой рязанский парень? Как смог достучаться до сердца, всколыхнуть душу, стать родным и близким для каждого человека, родившегося на российской земле?..
Биография С.А. Есенина и по сей день во многом мифологизирована. Однако, в отличие от других мифологизированных биографий, авторство всем известной легенды о крестьянском «самородке» Есенине принадлежит самому поэту. Существует несколько автобиографий, сочинённых Есениным для его прижизненных изданий. Все они в той или иной степени адаптированы автором к требованиям эпохи, либо к его настоящему, сиюминутному восприятию своей собственной личности.
Всем известно, что поэт родился в селе Константиново Рязанской губернии, в семье крестьянина. В одном из вариантов автобиографии Есенин называет свою семью «зажиточной и старообрядческой». Между тем, старообрядцами Есенины никогда не были. Дед со стороны матери, действительно, был зажиточным крестьянином, имел крепкое хозяйство, работников и даже своё предприятие на Оке. Однако к моменту рождения Сергея он уже разорился. Мать, Татьяна Фёдоровна, вынуждена была работать прислугой в Рязани, оставив сына на попечение своих родителей, которые проживали в другой части села Константиново - Мятлево.
«У меня отец крестьянин, ну а я крестьянский сын,» - и это поэтическое утверждение С.А.Есенина ни в коей мере не может быть принято за истину. Отец будущего поэта лишь принадлежал к крестьянскому сословию. Всю жизнь он провёл в Москве, начав свою карьеру мальчиком в лавке, а затем работал приказчиком (говоря современным языком, менеджером торгового зала) в крупном магазине.
Сам Сергей успешно окончил начальное училище в Константинове и сразу был определён в учительскую школу, которая находилась в крупном селе Спас-Клепики. Школа включала полный пансион для своих воспитанников. В родном Константинове Сергей Есенин бывал лишь на каникулах и по праздникам. И если в автобиографиях и поздних стихах поэт пытается представить себя в детстве этаким уличным сорванцом, драчуном и забиякой («средь мальчишек всегда герой»), то, согласно воспоминаниям односельчан, его скорее можно было назвать застенчивым «тихоней». Благообразного, непохожего на других деревенских парней Есенина в селе называли Серёжа-Монах. Он умел постоять за себя, но крестьянский быт, ведение хозяйства, равно как и привычная жизнь односельчан его мало интересовали. Как следует из сохранившейся и опубликованной переписки Есенина с его однокашником по учительской школе Г.Панфиловым, с ранних лет Сергей писал стихи и чувствовал, что только в этом состоит его основное призвание. Стихи Есенина ученических лет отличались напыщенностью и носили исключительно подражательный характер. Львиная доля дошедших до нас ранних стихов Есенина (1911 года) совершенно не затронута влиянием фольклорных и псевдофольклорных текстов, бабушкиных сказок и нянюшкиных песен, о влиянии которых твердил сам Есенин во всех автобиографиях и рассказах о себе. Вполне очевидно, что начинающий поэт ориентировался на абсолютно иную традицию. Не слишком удачно, но усердно он учился у гражданских лириков предшествующей эпохи, прежде всего, у Семёна Надсона – кумира образованной молодёжи конца XIX века. Ни одно из ранних стихотворений 1911-12 годов впоследствии не было опубликовано автором. Те произведения, что вошли в подготовленное поэтом при жизни собрание сочинений и датированы 1910 и более ранними годами - написаны гораздо позже. Такой вывод сделали исследователи на основании анализа сохранившихся рукописей С. Есенина 1924-25 годов. Возможно, поэт записал то, что вспомнил из своего юношеского творчества, а скорее всего – намеренно стилизовал несколько стихотворений, чтобы включить их в собрание.
По окончании учительской школы С. Есенин должен был поступать в Московский учительский институт, чтобы получить диплом на право преподавания. Но от педагогической карьеры он сознательно отказался. В конце июля 1912 года шестнадцатилетний Есенин покидает Константиново и перебирается на постоянное местожительство в древнюю русскую столицу. Почти три года он проводит в Москве: сначала пытается работать счетоводом или бухгалтером в магазине, где служил его отец, потом устраивается корректором в типографию Сытина, знакомится с московскими литераторами, слушает лекции в народном университете Шанявского.
В позднейших автобиографиях о своей московской юности Есенин писал крайне скупо и неохотно, предпочитая поскорее перейти к первым победам и успехам - в Петрограде. «Прямо из рязанских сёл - в Питер» - именно так Есенин был склонен изображать начало своего стихотворного пути. Между тем, московские годы сыграли едва ли не определяющую роль в его становлении как поэта. Явившись в Москву провинциальным подражателем Надсона, Сергей Есенин стремительно и успешно прошёл здесь школу последователей Никитина и Дрожжина, попробовал себя в ролях поэта рабочего класса и смиренного толстовца, глубоко усвоил уроки Фета, а в Петроград уехал уже обогащённый (кто захочет, скажет - отравленный) влиянием модернизма.
В Москве Есенин сблизился с Суриковским кружком молодых «народных» поэтов, живо интересовался всем новым в литературе. По мнению филологов-исследователей О. Лекманова и М. Свердлова («Сергей Есенин. Биография»), именно в Москве молодой поэт, старательно изучив состояние современного ему поэтического «рынка», нашёл ту нишу, в которой его творчество могло быть востребовано читателем, а также благосклонно принято уже прославленными литературными конкурентами. Во второй половине своего московского периода (1914-1915) Есенин взялся сознательно лепить собственный облик, на свой лад решая задачу, стоявшую перед всеми модернистами: «…Найти сплав жизни и творчества, своего рода философский камень искусства… Слить жизнь и творчество воедино» (В.Ходасевич).
По воспоминаниям гражданской жены Есенина москвички А. Изрядновой, Сергей в этот период мало походил на деревенского паренька. Напротив, он производил впечатление весьма начитанного, грамотного человека с широким кругозором, носил костюмы и галстуки, внешне ничем не выделяясь среди общей массы московской молодёжи.
А выделиться ему, как и всякой незаурядной личности, очень хотелось. Внешний облик, т.е. литературная «маска», в кругах модернистской богемы играл важную, даже определяющую роль: Маяковский надел жёлтую блузу, Волошин облачился в греческий хитон, Гумилёв влез в шкуру леопарда, Вертинский скрыл лицо за маской печального Пьеро. Есенин же решил, что ему больше всего подойдёт образ деревенского простачка, то ли Иванушки-дурачка, то ли пасторального пастушка Леля, «сеятеля и хранителя» земли русской.
В декабре 1914 года поэт бросает работу в типографии и весь отдаётся творчеству. Роль крестьянского самородка, интуитивно заговорившего на языке младосимволистов, уже твёрдо предпочтена Есениным всем остальным, полусыгранным в Москве ролям. 8 марта 1915 года, оставив гражданскую жену с малолетним сыном, он бросает, так и не окончив, университет Шанявского и выезжает из Москвы в Петроград – покорять столицу.
План своих действий молодой поэт разработал ещё в Москве. Вопреки созданной им самим легенде, Есенин не был наивным провинциальным юношей. Он прекрасно знал, к кому нужно обратиться, чтобы начать свою творческую карьеру. Первым в списке стоял поэт С.Городецкий - автор прославленной книги стихов «Ярь» (1907), истовый поборник «старославянской мифологии и старорусских верований», да и вообще всего русского и деревенского. «…Мне Есенин сказал, что, только прочитав мою “Ярь”, он узнал, что можно так писать стихи, что и он поэт, что наш общий тогда язык и образность - уже литературное искусство», - писал Городецкий в первом варианте своих воспоминаний о Есенине. Ещё больше тогдашним устремлениям молодого поэта соответствовал пафос книги стихов Городецкого «Русь» (1910), специально предназначенной для народного чтения.
Второй визит Есенин намеревался нанести А. Блоку, который ничего общего со стилизаторскими, псевдонародными пристрастиями «деревенщиков» не имел, но в своё время ввёл в литературу другого крестьянского «самородка» - Николая Клюева. Фигура Клюева с его крестьянским происхождением, религиозными исканиями и изощрённой поэтической манерой идеально вписалась в ландшафт модернистской литературы того времени. «Крестьянство есть христианство, а может быть, и наоборот: христианство есть крестьянство». Эта броская формула признанного наставника младшего поколения модернистов, Дмитрия Сергеевича Мережковского (Клюева не любившего), пусть и полемически приписанная им Достоевскому, таила в себе заряд привлекательности для очень и очень многих.
Но адрес Городецкого Есенин то ли забыл, то ли потерял, а потому сразу с вокзала явился к А. Блоку. Существует несколько легендарных рассказов Есенина об этой встрече, пересказанных впоследствии З.Гиппиус, а также и многочисленными биографами поэта. Один из вариантов был весьма эмоционально разыгран актёром С.Безруковым в известном сериале о Есенине. Однако окончательно сводит на нет информативную ценность есенинских устных мемуаров и фантазий сохранённый педантичным Блоком текст короткой записки, которую незадачливый посетитель оставил ему утром: «Александр Александрович! Я хотел бы поговорить с Вами. Дело для меня очень важное. Вы меня не знаете, а может быть, где и встречали по журналам мою фамилию. Хотел бы зайти часа в 4. С почтением С. Есенин».
После состоявшейся встречи Блок прибавил к этой записке короткий комментарий себе для памяти: «Крестьянин Рязанской губ. 19 лет. Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные. Язык. Приходил ко мне 9 марта 1915». Эта благожелательная, но суховатая аттестация как нельзя лучше соответствует общему тону, взятому Блоком при первой встрече с Есениным. С очевидным желанием дистанцироваться от Есенина Блок написал о молодом поэте журналисту и издателю Михаилу Павловичу Мурашеву:
«Дорогой Михаил Павлович!
Направляю к вам талантливого крестьянского поэта-самородка. Вам, как крестьянскому писателю, он будет ближе, и вы лучше, чем кто-либо поймете его.
Ваш А. Блок
P. S. Я отобрал 6 стихотворений и направил с ними к Сергею Митрофановичу. Посмотрите и сделайте все, что возможно».
И всё. В недалеком будущем Блок и вовсе оборвёт наметившуюся традицию братания с «мужиковствующими». Известно, что он не принял ни А. Ширяевца, ни С. Клычкова, влившихся впоследствии в ту же компанию «деревенщиков», что и «благословлённый» им Есенин.
Более благожелательный приём Есенин встретил у Мурашева и Городецкого, которому преподнёс свои стихи, завёрнутыми в цветастый деревенский платок. Этому факту С.Городецкий умилялся всю оставшуюся жизнь, даже не догадываясь, что приём с платком был заранее обдуман Есениным, который стремился во что бы то ни стало вписаться в созданный самой же интеллигенцией карикатурный образ «поэта из народа». К Мурашеву Есенин явился уже в синей поддёвке и в сапогах, а стихи в нужный момент «вынул из сверточка в газетной бумаге».
Основной эффект, которого добивался и добился Есенин, стилизуя свой облик под деревенского простака, состоял в ярком контрасте между этим обликом и уверенным профессионализмом его стихов. Именно этот профессионализм отметила З.Гиппиус (под псевдонимом Р.Аренский) в журнальном предисловии к поэтической подборке Есенина: «мастерство как будто данное: никаких лишних слов нет, а просто есть те, которые есть».
Главная же причина повышенного спроса модернистской среды на грядущих поэтов из народа была уловлена Есениным не у стилизатора Городецкого, а у Мережковских и Философова. После общения с этой «троицей», претендовавшей на создание новой церкви, наивная религиозность, перетекающая в пантеизм, быстро сделалась едва ли не главной отличительной приметой есенинской лирики 1915-1917 годов.
Имея на руках рекомендательные письма от Городецкого, Мурашева и Мережковских, Есенин предпринял стремительный рейд по редакциям петроградских литературных журналов и газет. Везде он вел себя по уже отработанному сценарию: строил из себя застенчивого провинциала, талантливо подражал народному говору и ослеплял всех своей по-детски обаятельной улыбкой. И везде был принят с распростертыми объятиями…
Природная артистичность, обаяние, умение заставить слушать себя при полном неумении связно излагать свои мысли прозой - стали залогом успеха С.Есенина в среде взыскательной литературной общественности северной столицы.
Городецкий плавно передал талантливого «самородка» под крыло Н.Клюева, и тот с радостью взял на себя роль учителя и наставника «младшего» поэта. В самых немыслимых народных костюмах, заказанных в лучших театральных мастерских, осенью 1915 года «деревенщики» взялись гастролировать по литературным салонам Петрограда. По мнению многих современников, видевших и слышавших Есенина в этот период, внешний облик «пряничного херувимчика», балалайка и пошлые частушки, исполняемые им на литературных вечерах, не смогли скрыть от слушателей главного: этот мальчик выглядел умнее и талантливее всего своего пошленького маскарадного окружения. В нём чувствовался незаурядный потенциал, который невозможно было, подобно Маяковскому, оценить как «это же из хора, балалаечник».
«…Публика, привыкшая в то время к разным экстравагантным выходкам поэтов, скоро освоилась, поняв, что это “реклама” в современном духе и надо слушать не балалайку, а стихи поэтов», - писала в своих мемуарах Зоя Ясинская. Того же мнения придерживался и М.Волошин, сказавший впоследствии о выступлении Клюева и Есенина на вечере созданной Городецким группы «Краса»: «Деланно-залихватское треньканье на балалайке, игра на гармошке и подлинно русские захватывающие голоса».
В январе 1916 года Николай Клюев и Сергей Есенин приехали в Москву. Основной целью их приезда было выступление перед великой княгиней Елизаветой Федоровной и её ближайшим окружением. Они выступили в стенах Марфо-Мариинской обители, затем читали стихи самой великой княгине и очень ей понравились. «Ангажированность» царским домом, непопулярная в этот период в литературной среде, сыграла злую шутку с поэтами-«деревенщиками». Их подвергли литературному остракизму, подозревая в подражании Распутину и стремлении спасать уже отжившую монархию.
Тем не менее, в начале февраля 1916 года в книжные магазины поступила дебютная книга стихов Есенина «Радуница». «Все в один голос говорили, что я талант. Я знал это лучше других,» - так Есенин резюмировал критические отклики на «Радуницу» в автобиографии 1923 года. Однако доброжелательные отзывы соседствовали в прессе с резко отрицательными и даже разгромными рецензиями. Есенина и Клюева обвиняли в сознательной и безвкусной стилизации «родной речи». Недавний приятель Есенина Георгий Иванов в своём отклике на книгу справедливо припомнил автору его старательное ученичество у символистов. По мнению Иванова, в стихотворениях «Радуницы» крестьянский поэт прошёл «курс модернизма, тот поверхностный и несложный курс, который начинается перелистыванием “Чтеца-декламатора” и заканчивается усердным чтением “Весов” и “Золотого руна”. Чтением, когда всё восхищает, принимается на веру и всё усваивается, как непреложная истина».
Между тем, шла Первая мировая война, и Есенин подлежал призыву в армию. Благодаря знакомству Н. Клюева с полковником Д. Ломаном – начальником Царскосельского санитарного поезда – Есенина удалось устроить медбратом в поезд и держать его подальше от передовой. Обслуживающий персонал поезда базировался в Царском Селе, в посёлке, именовавшемся Фёодоровским городком. Поэт прослужил в армии чуть меньше года. За это время он успел несколько раз выступить с чтением стихов перед императрицей и цесаревнами, получить в подарок от императора золотые часы (по другой версии подарочные часы присвоил себе Ломан, выдав Есенину другие) и наплодить в своём воображении массу мифов о расположении к себе со стороны великих княжон. В этот период сценический образ Есенина - деревенского Иванушки-дурачка - сменяется образом сказочного Ивана-царевича, эстрадного сказителя, ряженого в боярский костюм.
Таких «преступлений», как монархические чувства, русскому писателю либеральная общественность того времени не прощала. Есенин не мог этого не понимать и, очевидно, сознательно шел на разрыв. Каковы были планы и надежды, толкнувшие его на такой смелый шаг? Об этом существуют лишь робкие предположения современных исследователей. Есенину и Клюеву предлагалось написать книгу или поэму о деятельности особ царствующего дома, т.е. уже окончательно обрести статус «придворных» поэтов. Клюев отказался, мотивируя свой отказ недостаточной осведомлённостью в этом вопросе. В письме к полковнику Ломану он всячески намекал, что крестьянские поэты в настоящий момент не так близки ко двору, но в обмен на сверхлояльность и очевидные сопутствующие неприятности они желали ни больше, ни меньше, как участвовать в решении государственных дел. Правда, не совсем понятно - в какой функции и с какими полномочиями. Вряд ли Клюев решился бы взять на себя роль второго Распутина.
В начале 1917 года Есенин продолжает свою службу в Царском Селе, участвует в придворных праздничных мероприятиях. Ни в письмах, ни в устных беседах, зафиксированных мемуаристами, Есенин не выказывал никакого неудовольствия или протеста в связи со своей ролью обласканного Двором «поэта-самородка». Чтобы опомниться, ему хватило, как утверждает биограф Лекманов, «чуть больше двух недель».
Позднее, как бы отвечая на вопрос о том, что он делал в феврале 1917 года, Есенин насочиняет массу поэтических и устных легенд о своём дезертирстве. Одна из них изложена в поэме «Анна Снегина»:
На самом деле, «первый в стране дезертир» на войне не сделал ни одного выстрела, и дезертиром был далеко не «первым». Он оказался им без всякого риска и самым естественным образом. Единственный факт, на котором поэт мог основать свой «возвышающий обман» - это предписание явиться в Могилёв, отданное ему полковником Ломаном. Есенин был отправлен в Ставку вслед за императором, но с началом февральских событий необходимость в командировке отпала сама собой. Ввиду сокращения штата, «ратника» Есенина перевели в школу прапорщиков с отменным аттестатом. На прапорщика он благоразумно предпочел не учиться. В этот период у Есенина были все основания скрываться только от самой Февральской революции. «Возвращаться в Петербург я побоялся, - позже рассказывал он Иванову-Разумнику, - В Невке меня, как Распутина, не утопили бы, но под горячую руку, да на радостях, расквасить мне физиономию любители нашлись бы. Пришлось сгинуть в кусты: я уехал в Константиново. Переждав там недели две, я рискнул показаться в Петербурге и в Царском Селе. Ничего, обошлось, слава Богу, благополучно».
В Петрограде бывший «царскосельский певец» сразу становится в ряды истовых сторонников революции.
С революцией, продиктовавшей новые потребности поэтического рынка, связана целая череда смены «масок» и образов С.Есенина. Пастушок-Лель, Иванушка-дурачок и Иван-царевич – всё это уже никуда не годилось. Пришло время разбойного разгула, ниспровержения прежних идеалов, время, когда «всё дозволено». И певец христианско-смиренной Руси с присущей его натуре артистичностью в мгновение перевоплощается в богохульствующего хулигана, новатора-революционера, который стремится вскочить на революцию, как на дикого коня, подчинив себе её кровавую стихию. Есенин в самые короткие сроки создаёт стихи и поэмы, полные революционного пафоса, активно выступает на митингах, стремится всюду успеть, всё осмыслить, обо всём сказать первым. Вскоре написанная им в марте 1917 года поэма «Товарищ», в исполнении автора или профессиональных чтецов, станет непременным «гвоздём» революционных концертов и поэтических вечеров, наряду с «Двенадцатью» Блока и «Левым маршем» Маяковского. Есенин примеряет на себя роль пророка, трибуна, вершителя революции.
В отличие от перепуганной интеллигенции кадетского и эсеровского толка, октябрьские события 1917 года Есенина только раззадорили. В первые дни после переворота, когда большинство писателей затаилось, Есенин был нарасхват - как на эстраде, так и в печати. Он без устали носился по клубам и заводам - с речами и стихами. 22 ноября поэт устраивает авторский вечер в зале Тенишевского училища. 3 декабря объявлено о его выступлении на утреннике в пользу Петроградский организации социалистов-революционеров, 14 декабря - на вечере памяти декабристов, 17 декабря - на литературно-музыкальных вечерах, организованных партией левых эсеров; тогда же, в декабре Есенин участвует в концерте-митинге на заводе Речкина. Устные выступления должны были утвердить «значительность голоса поэта Есенина в громах событий», но основная ставка делалась на выступления в печати. Именно Есенину удалось написать первую поэму в честь Октября - «Преображение» (ноябрь 1917). Далее последовала «Инония», в которой поэт подводит итог своим революционным «исканиям», запев в унисон первым ленинским декретам, открыто издеваясь над религиозными символами.
Но можно ли однозначно назвать Есенина периода 1917 года расчётливым и беспринципным приспособленцем?
Подобные оценки его творчества в 1917 и особенно 1918 годах были весьма нередки, особенно в кругах столичных литераторов. Есенина обвиняли в том, что он стремится непременно «связать себя с победоносцами» (Е. Замятин), стать «одописцем революции и панегиристом "сильной власти"» (В. Ховин). Но уже после смерти поэта самым убедительным его адвокатом неожиданно выступил Владислав Ходасевич. В своих мемуарах он справедливо заметил, что Есенин не был ни перевёртнем, ни двурушником и отнюдь не страховал свою личную карьеру. Напротив, в эволюции своих взглядов Есенин весьма последователен и честен: и слова, и дела его определялись только мужицкой «правдой».
«…Ему просто было безразлично, откуда пойдет революция, сверху или снизу. Он знал, что в последнюю минуту примкнёт к тем, кто подожжёт Россию ; ждал, что из этого пламени фениксом, жар-птицею, взлетит мужицкая Русь », - отмечает Ходасевич. В любых революционных перипетиях Есенин оказывался именно «там, где “крайнее”, с теми, у кого в руках, как ему казалось, больше горючего материала. Программные различия были ему не важны, да, вероятно, и мало известны. Революция была для него лишь прологом гораздо более значительных событий. Эсеры (безразлично, правые или левые), как позже большевики, были для него теми, кто расчищает путь мужику и кого этот мужик в своё время одинаково сметёт прочь».
На наш взгляд, именно эта оценка действий Есенина наиболее справедлива. Он верил в свою «мужицкую» правду, а когда большевики обманули все ожидания и надежды, жестоко разочаровался как в них, так и в любых перспективах затеянных ими общественных преобразований.
В 1917-18 годах Есенин принял активное участие в работе редакции литературного сборника «Скифы». Редактор «Скифов» Иванов-Разумник утверждал, что после революции главной движущей силой социального развития России осталась народность, которая единственная сохранилась из триады Православие-Самодержавие-Народность. Он критиковал тех, кто не увидел за «иноземным» (за внешней марксистской оболочкой революции) «подлинно русского» её содержания. Россия - это молодой, полный сил народ, «скифы», который будет диктовать свои законы одряхлевшему Западу («Попробуйте, сразитесь с нами!//Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,//С раскосыми и жадными очами!) «Скифы» свято верили, что русская революция перевернёт весь мир.
Современники Есенина в один голос говорят о радостной устремленности вдаль, о бурном воодушевлении Есенина в 1917–1918 годах. Однако одним только стремлением «перескочить и переплюнуть» прежние литературные авторитеты этого не объяснить, необходима еще и вера. Верил Есенин не столько в мужицкое царство (это был лишь «предлог для создания приёма», ибо настоящим крестьянином он никогда не был), а в «воскрешение слова». Это заставляло поэта Есенина рваться не только к первенству, но и к поэтическому совершенству.
Именно в «скифскую» эпоху Есенин, выступая со своими стихами, обрел ту власть, ту способность к «безраздельному подчинению» слушателей, которую он уже не потеряет до конца дней. При чтении стихов поэт добивался максимального напряжения аудитории - удивлял неожиданными интонационными переходами, играл контрастами, то оскорбляя публику, то умиляя её до слез. Он методично оттачивал свой артистизм, используя в полной мере располагающую внешность и присущее ему обаяние, но истинного поэта-трибуна из Есенина не вышло. Как говорят театральные режиссёры - не та сценическая фактура. Маяковский в этой роли смотрелся куда более органично.
Знакомство с Андреем Белым, тоже сотрудничавшем в «Скифах», подвигло Есенина на новые творческие поиски. Он увлёкся поисками поэтической «внутренней рифмы» слова, а в 1919 году, вместе с В. Шершневичем и А. Мариенгофом, подписал знаменитую Декларацию имажинистов, провозгласившую смерть футуризма и рождение нового течения в литературе.
Эстетическая концепция имажинизма опиралась на принципиальный антиэстетизм с установкой на шокирующие, отталкивающие, провоцирующие образы, аморализм и цинизм (воспринятый как философская система). По сути, в этом ничего нового не было. Образ как приём художественного творчества широко использовался и прежде не только футуризмом, но и символизмом. Романтический аморализм проповедовали русские модернисты старшего поколения (Брюсов, Бальмонт), заимствовавшие его, в свою очередь, у «проклятых поэтов» и Ницше. Новым фактически было то, что имажинизм стал последним из влиятельных в Серебряном веке авангардистских литературных направлений.
 |
Творческая деятельность имажинистов, в отличие от большинства других литературных групп, основывалась на солидном материальном фундаменте. В сентябре 1919 года Есенин и Мариенгоф разработали и зарегистрировали в Московском совете устав «Ассоциации вольнодумцев» - официальной структуры «Ордена имажинистов». Устав подписали другие члены группы и несколько близких имажинизму людей (среди них - убийца германского посла Мирбаха чекист Я. Блюмкин и завхоз «Стойла Пегаса» А. Силин), а утвердил его нарком просвещения А. Луначарский. 20 февраля 1920 года председателем «Ассоциации» был избран Есенин. Создание «Ассоциации» позволило открыть при ней несколько коммерческих предприятий. К концу года начали работать литературное кафе «Стойло Пегаса» и два книжных магазина, в которых торговали книгами сами поэты, - «Книжная лавка художников слова» и «Лавка поэтов». Когда в 1922 году «Стойло» прекратило свое существование, появилось кафе-столовая «Калоша», а затем – «Мышиная нора». «Ассоциации» принадлежал также кинотеатр «Лилипут». Средства, которые в годы «военного коммунизма» и нэпа давали поэтам эти заведения, шли на нужды «Ордена», прежде всего на издание книг и содержание самих авторов.
Прочные позиции были у имажинистов во Всероссийском союзе поэтов, в создании которого значительную роль сыграли Рюрик Ивнев (личный секретарь Луначарского) и В. Шершеневич. Оба затем председательствовали там, а Есенин, Грузинов и Ройзман входили в президиум.
Испытывая трудности с публикацией собственных поэтических сборников в Госиздате, имажинисты открывают собственные издательства – «Чихи-Пихи» и «Сандро», которыми руководил А. Кусиков, а также «Плеяда». Но основным становится издательство «Имажинисты». За четыре года своего существования оно выпустило более 40 книг. В 1922 году имажинисты основали собственный журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном», просуществовавший три года (вышло всего четыре номера).
Свои идеи имажинисты пропагандировали также на многочисленных выступлениях. В 1919 году они вошли в литературную секцию Литературного поезда им. А. Луначарского, что дало им возможность ездить и выступать по всей стране. В Москве вечера с участием имажинистов проходили в «Стойле Пегаса», в кафе Союза поэтов «Домино», Политехническом музее и других залах.
Отчасти взяв на вооружение манеру поведения футуристов, имажинисты постоянно - особенно в первый период - организовывали различные групповые акции, такие как роспись богохульными надписями стен Страстного монастыря, переименование московских улиц, «суды» над литературой и т.д., имеющие своей целью не только саморекламу, но и выражавшие протест против усиливавшегося давления власти. С этим связана их критика «государственного искусства» - Пролеткульта, журнала «На посту», ЛЕФа, стремившихся к контакту с государством.
К моменту образования «Ордена имажинистов» у Есенина уже была собственная программа, изложенная в трактате «Ключи Марии», где поэт на основании личного опыта размышлял о творчестве в целом и словесном искусстве в частности. В нём выражалось есенинское стремление творчески овладевать «органической фигуральностью» русского языка и содержался ряд весьма интересных соображений об опоре на национальную стихию и фольклор. Народная мифология была одним из главных источников образности Есенина, а мифологическая параллель «природа - человек» стала основополагающей для его поэтического мироощущения. В. Шершеневича и А. Мариенгофа, выходцев из околофутуристических кругов, нескрываемо раздражал «национализм» Есенина, но им нужно было его громкое имя как знамя набирающего силу движения.
Впрочем, сам Есенин скоро имажинизмом «переболел». Амбиции литературного новаторства рассеялись уже к 1921 году, когда поэт печатно назвал занятия своих приятелей «кривлянием ради самого кривляния», связав их адресованное окружающим бессмысленное ёрничество с отсутствием «чувства родины». Однако маска хулигана-эпатажника была нужна Есенину, чтобы сказать то, о чём другие говорить уже не осмеливались. Он продолжал активно печататься в имажинистских издательствах и пользоваться всеми благами «высоких» покровителей группы: власти их не трогали. Напротив, имажинистов оберегали, словно неразумных детей или клоунов, «кривляния» которых могли расцениваться как проявление литературной свободы – в определённых рамках, конечно. Только в 1924 году Есенин официально объявил о своём отходе от имажинизма. Сам Орден прекратил своё существование в 1927 году.
Если просмотреть библиографию исследовательско-биографической и околонаучной литературы, посвящённой С.А.Есенину, невольно бросается в глаза обилие таких названий как «Женщины в жизни Есенина», «Любовь и смерть Есенина», «Музы русской литературы», «Женщины, которые любили Есенина» и т.п. и т.д. Есть даже исследования, в которых намеренно этапы творчества Есенина тесно увязаны с именами тех или иных его возлюбленных, женщин, которые, как кажется биографам, сыграли определённую роль в жизни поэта. На наш взгляд, такой подход к пониманию творчества великого русского лирика является совершенно неоправданным. При жизни вокруг Есенина было много людей, в том числе и женщин, которые в той или иной степени стремились влиять на его судьбу. Однако, на основании утверждений практически всех современников и современниц Сергея Александровича, любвеобильной и открытой натурой он не был. Напротив, по-настоящему раскрыть душу, сделать другого человека сопричастным своим чувствам и переживаниям, Есенин мог только в стихах. Отсюда – несомненная исповедальность, неподкупная искренность его лирических строк, адресованная всему человечеству, а не какому-то отдельному лицу.
«Я с холодком», - нередко замечал сам Есенин в беседах со своими знакомыми. «Следом за "холодком" снова и снова шло уверение, что он будто бы не способен любить "по-настоящему"», - свидетельствует одна из гражданских жён Есенина Н. Вольпин. Действительно, в том, что касается личной жизни поэта, мемуаристы-современники проявляют редкостное единогласие: «Есенин никого не любил, и все любили Есенина» (А. Мариенгоф); «О женщинах Есенин отзывался большею частью несколько пренебрежительно» (И. Розанов); «любовь у него всегда была на третьем плане» (В. Шершеневич); «этот сектор был у него из маловажных» (С.Городецкий). И всё же многие допытывались: было ли что-то в лучшие годы поэта вопреки этому «холодку» - ну хотя бы малая толика, хотя бы подобие любви?
В своё время С.Есенин отверг гомоэротическую любовь Н.Клюева, который искренне ревновал его к женщинам и даже, по словам некоторых мемуаристов и самого Есенина, устраивал истерические сцены. Биографы поэта часто склонны объяснять этот факт «здоровой природой» рязанского самородка: дескать, чужды были Есенину все сексуальные девиации, модные в художественной среде начала XX века. Скорее всего, дело было вовсе не в сексуальных предпочтениях молодого поэта. Вспомним, что Клюев впоследствии подчёркивал сходство Сергея Есенина с Китоврасом – мифическим кентавром, на которого царь Соломон хитростью накинул волшебную узду и заставил служить себе («Белый свет Сережа с Китоврасом схожий»). Однако Есенина куда больше смущали претензии Клюева на его душу, чем на тело. Жизнь в чужой «узде» его не устраивала, а страх навсегда остаться «младшим» братом при старшем и прославленном поэте побуждал бороться за свою творческую и духовную свободу. Подобно Китоврасу, Есенин не умел ходить окружными путями - всегда шёл напрямик к намеченной цели. Поэтому он просто отбросил от себя прочь хитроумного Клюева, когда тот стал ему не нужен. Так легендарный кентавр закинул царя Соломона на край света, освободившись от его волшебной узды. Клюев мстил ему за это всю оставшуюся жизнь.
Другими, наиболее яркими увлечениями поэта были Зинаида Райх и Лидия Кашина – Константиновская помещица, которой посвящена поэма «Анна Снегина». Но брак с Райх дал Есенину лишь недолгое ощущение домашнего уюта – во всё остальное время своей жизни он был фактически бездомным. Ощущение налаженного быта не смогло ни стереть, ни отодвинуть на второй план его собственное Бытие. Чувство душевной привязанности к кому-то конкретному и реальному, как и в случае с Клюевым, лишь ущемляло его духовную свободу.
Айседора Дункан, Н. Вольпин, Г. Бениславская, С. Толстая – отнюдь не «донжуанский» список «раскаявшегося» хулигана. Все эти женщины, неоднократно названные «музами», «любимыми», «подругами жизни» гениального поэта жили сами по себе, он – сам по себе. У Айседоры был её танец и европейская слава, у Вольпин – обширные литературные интересы и желанный ребёнок от любимого человека, Райх стала актрисой, женой советского «театрального генерала» Мейерхольда, у Толстой оставался её «великий старец» и масса рукописных автографов Есенина. Только верная Галя, словно собака, не смогла пережить смерть своего обожаемого хозяина и ушла вслед за ним.
Да, женщин, любивших Есенина, было много. Но, собственно, любви в его жизни оказалось настолько мало, что её приходилось постоянно выдумывать, вымучивать, облачать в красивые одежды, тосковать и грезить наяву о несбыточном, нереальном, невозможном. Сам Есенин объяснял это так: «Как бы ни клялся я кому-либо в безумной любви, как бы я ни уверял в том же сам себя, - все это, по существу, огромнейшая и роковая ошибка. Есть нечто, что я люблю выше всех женщин, выше любой женщины, и что я ни за какие ласки и ни за какую любовь не променяю. Это - искусство…»
Скорее всего, это было именно так.
С.А. Есенин прожил всего тридцать лет. В 1925 году он имел статус, говоря современным языком, едва ли не первой «суперзвезды» на поэтическом небосклоне Советской России. Его стихи расходились огромными тиражами, их расхватывали мгновенно, едва издания успевали выйти из-под типографского станка. Молодёжь бредила поэтическими строками своего кумира, официальная пресса заходилась в ругательном лае, даже ангажированному властью поэту-трибуну В.Маяковскому не давала покоя воистину всероссийская любовь к певцу отжившей «избяной Руси».
А что же сам Есенин? Если проследить официально причёсанную, хорошо отредактированную посмертными биографами хронологию последнего года его жизни – событий хватило бы на несколько жизней, а противоречивых, взаимоисключающих сюжетов - на несколько романов, повестей и пьес. В 1925 году Сергей Александрович упорно работает над подготовкой собрания сочинений: редактирует и переписывает старые вещи, возможно, ставит другие даты под уже написанными, но неизданными стихами. Исследователей поражает невиданная доселе работоспособность Есенина: более шестидесяти (!) стихотворений, включённых в первое собрание сочинений, датировано 1925 годом. В том же году были окончательно завершены поэмы «Анна Снегина» и «Чёрный человек». Для сравнения: в «плодотворном» 1917-м, когда вдохновлённый революцией поэт стремится всё успеть – Есениным написано всего около тридцати произведений.
Редакторская работа требует не меньше времени, сил и творческого напряжения, чем поэтическое творчество. По воспоминаниям близких поэта, пьяным работать он не мог: все стихи по нескольку раз переписывались от руки самим автором (сохранилась масса автографов и различных вариантов стихотворений 1925 года). В тоже самое время Есенин успевает съездить на Кавказ, где, по некоторым версиям, находит себе влиятельного покровителя – С.М.Кирова. Поэт активно общается с редакциями литературных журналов, присутствует на литературных диспутах, выступает перед публикой с новыми стихами, навещает родственников в Константинове, заботится о сёстрах – Кате и Шуре, женится на С.А.Толстой, ссорится в поезде с сотрудниками ОГПУ, проходит лечение в психиатрической клинике, где пишет массу задушевных лирических стихов - и всё это, по уверениям большинства мемуаристов, будучи совершенно больным или постоянно пьяным. Парадокс!
Через воспоминания, пожалуй, самого близкого в этот период Есенину человека – Г.А. Бениславской – рефреном проходят слова о загадочной «болезни» поэта. Есенин, по словам мемуаристки, вёл себя и действовал, как больной человек в течение всего времени после приезда из-за границы. Причём, совершенно невозможно понять: чем же конкретно был болен поэт, едва приблизившийся к роковому для него тридцатилетнему рубежу? Галина Артуровна то сетует на алкоголизм Есенина, то упоминает нервное расстройство с припадками буйного бешенства, то главной опасностью для здоровья Сергея Александровича считает внезапно обнаружившуюся чахотку.
Вслед за ней и другие мемуаристы уверяют, что поэт страдал припадками и хроническим алкоголизмом, неумолимо катился к своему бесславному концу. Есть и такие, кто напротив, вспоминает о Есенине того же периода как о разочарованном, но, по большому счёту, не смирившемся со своей участью, внимательном и тактичном человеке. Даже хорошо известные факты противоречат сами себе: то распоясавшаяся «звезда» устраивает пьяные скандалы с привлечением милиции, то охотно отправляется в глухую деревню, чтобы почитать стихи своим сельским поклонникам. Расчётливо и цинично Есенин устраивает свой «квартирный вопрос» - женится без любви на внучке Л.Н. Толстого, а за несколько дней до смерти - подробно отвечает на письмо начинающего рабочего поэта, бескорыстно разбирая его корявые вирши. Кому же верить? Надо верить и тем, и другим.
Сбросив все свои маски, старательно укрывавшие его от чужих, посторонних глаз, Есенин оказался беззащитен перед надвигающейся реальностью встречи с самим собой. С собой таким, какой есть, без самовозвышающих обманов, фантазий и внешней, прилипшей к нему мишуры. Актёру, который всю жизнь играл навязанные ему роли, бывает очень трудно остановиться. По инерции Есенин продолжает играть: теперь уже в свою грядущую смерть. В течение года он прощается с друзьями и родственниками: далеко не все воспоминания о «предчувствиях» поэта являются вымыслом угодливых мемуаристов. Чего только стоят воспоминания Г.А. Бениславской о совместной поездке в Константиново в начале лета 1925 года! Игра перед деревенскими то в «богатого барина», то в «своего в доску» парня, то в больного ребёнка, которому необходимы постоянная помощь и поддержка... Игра, которая сменяется пьяными откровениями и прощанием: «скоро умру».
Тем же летом в Москве у Есенина рождается мысль распустить слухи о своей смерти, напечатать в газетах некролог, устроить себе пышные похороны. А потом «воскреснуть» - недельки через две – и посмотреть, кто из друзей действительно его любил, а кто просто притворялся. Все, кому он об этом говорил, отнеслись к этой затее, как к очередной безумной фантазии или бреду сумасшедшего (вспомним «инсценировки» похорон Ивана Грозного).
Незадолго до смерти Есенин навещает давно забытую Анну Изряднову: «Сказал, что пришел проститься. На мой вопрос: "Что? Почему?" - говорит: "Смываюсь, уезжаю, чувствую себя плохо, наверное, умру". Просил не баловать, беречь сына».
Перед самым отъездом из Москвы в Ленинград, где прошло последних четыре дня его жизни, Есенин навещает всех друзей и родственников: видится с Таней и Костей - детьми от Райх, с сестрой Катей и её мужем поэтом Наседкиным. Бениславскую тоже приглашает «проститься» с ним на вокзале.
Версия об убийстве С.Есенина сотрудниками ОГПУ в ночь с 27 на 28 декабря 1925 года и сегодня не нашла ни своего подтверждения, ни чёткого опровержения. Для того, чтобы убить человека, даже «кровожадным огэпэушникам» была нужна внешняя, хоть как-то объяснимая, реальная причина. Но объяснимая и кем-либо доказанная причина убийства поэта не найдена до сих пор. Всё, что предлагается в качестве этой причины нынешними горе-романистами (В.Кузнецов, В.Безруков, С. Куняев) - смахивает на метафизический вздор и домыслы досужих пенсионеров на лавочке у подъезда. Если бы убийство Есенина хоть как-то было связано с борьбой внутрипартийных группировок на XIV съезде 1925 года, ни Троцкий, ни Сталин и его сторонники не упустили бы шанса использовать этот заманчивый козырь в последующей борьбе. Уже в 1930-е годы вместо того, чтобы шельмовать имя национального поэта и клеймить «упадничеством» его лучшие произведения, властям куда выгоднее было бы возвести Есенина на пьедестал жертвы «проклятых троцкистов», сделав его мучеником и героем. А обвинение еврейской клики в убийстве русского гения – беспроигрышный ход, которым невозможно было не воспользоваться в ходе процессов над бывшими политическими противниками. Если бы к устранению поэта приложило руку окружение Сталина – Троцкий не упустил бы случая упомянуть об этом, старательно перечисляя в эмиграции все преступления «кремлёвского горца». Версия же бытового, беспричинного убийства (например, в пьяной драке) и вовсе отметается современными любителями сенсаций, как малоромантическая.
С другой стороны, Есенин не имел объяснимых «внешних» причин также и для самоубийства. Да, он разочаровался в революции и её последствиях для русского народа. Но у кого тогда не было этих разочарований? Волошин, А.Толстой, Бабель, Леонов, Шолохов – можно до бесконечности продолжать этот список «разочарованных», но проживших долгую или недолгую жизнь в Советской России талантливых людей. «Разлад с эпохой, с потенциальным массовым читателем - это ли не трагедия для настоящего художника слова?» - вопиют сторонники версии самоубийства. Но этого «разлада» у Есенина не было и в помине. Его слушали, печатали, переписывали от руки, учили наизусть; ему поклонялись, его терпели, ему позволяли говорить то, за что любого другого давно уже отправили бы к праотцам. Власти требовали от поэта «бороться и призывать к борьбе» – а это никогда не было его стихией? Возможно. Но, скорее всего, дело было в другом.
Поэту, артисту, любимцу публики Сергею Есенину всегда нравилось играть, и играть непременно стоя «на краю». Не имея того, что называют «внутренним стержнем», он не умел быть один и тянулся к людям, одновременно отталкивая их. Пытался сохранить свою личную свободу, но так и не смог отделаться от зависимости публики, её реакции на свой созданный или создаваемый «образ». Если верить весьма сомнительным «воспоминаниям» небезызвестного друга-врага Есенина Г.Ф.Устинова, то «играть» в своё самоубийство поэт начал давно и периодически возвращался к этой игре. В 1919 году, во время совместного проживания с супругами Устиновыми в гостинице «Люкс», Есенин заявил о своём желании спрыгнуть с балкона и внимательно следил за реакцией публики: как они воспримут его очередное лицедейство? Устинов, по его словам, удалил из номера лишнюю публику, а затем предложил Есенину осуществить своё намерение. Лишившись зрителей, поэт мгновенно передумал сводить счёты с жизнью. (Г.Ф.Устинов «Мои воспоминания о Есенине»).
 |
Вспомним и последнюю прижизненную фотографию Есенина 1925 года: поворот в три четверти, шляпа, улыбка – он словно позирует для обложки глянцевого журнала. А фраза из письма, адресованного Г.А. Бениславской - «волосы я зачёсываю, как на последней карточке» - принадлежит автору «Москвы кабацкой» и «Страны негодяев», а отнюдь не сочинителю гламурных салонных романсов.
В этот «образ» идеально вписывается и последняя записка В.Эрлиху, нацарапанная кровью. Кто дарит предсмертные записки друзьям, всерьёз собираясь свести счёты с жизнью?.. Многочисленные графологические экспертизы утверждают, что стихотворение действительно написано почерком самого Есенина и, возможно, написано кровью. И если прочесть послание Есенина буквально, абстрагируясь от того факта, что оно стало последним, в нём поэт предлагает Эрлиху вернуться:
Прочитав такие строки, любой нормальный человек должен был возвратиться в гостиницу и тем самым предотвратить задуманную инсценировку. Не с той ли целью Есенин приглашал к себе в тот день и Клюева, но тот пришёл слишком поздно, когда всё было кончено?..
Сама возможность близкой смерти возвышает. Подобно наркотику, она щекочет нервы, опьяняет, даёт ощущение счастья и пищу для вдохновения. И главное - оставляет разочарованному во всём человеку интерес к самому себе, как вершителю судьбы собственной поэтической Вселенной. Репетиция роли самоубийцы закончилась для Есенина трагически. Впрочем, он мог и не желать для себя подобного финала: говорят, ухватился рукой за трубу, пытался в последний момент выбраться из петли… Кто знает? Ведь границы, за которыми кончается Поэзия, и начинаются просто рифмованные строчки – известна только самому Поэту. Есенин был позёром в жизни, но лицедействовать в стихах оказалось для него немыслимым…
При подготовке статьи использованы материалы:
Куняев С., Куняев Ст. Сергей Есенин. М.: Молодая гвардия, 2007;
Лекманов О. Свердлов М. Сергей Есенин. Биография. – СПб.: Вита Нова, 2007. – 608 с.;
